Люди могли бы удивиться, что он решил выйти на улицу в третьем часу ночи, но безумец действительно должен был выйти. Ему нужно было немного погулять на свежем воздухе, там, где над его головой оставалось бы только небо. Он должен сейчас иметь возможность пробежаться, если ему захочется, или засмеяться вслух. Выходя, сумасшедший оставил входную дверь открытой, потому что у него не было ключа. Безумец молча спустился с крыльца и пошел по гравию к дороге. По мере того как сумасшедший удалялся от театра, чувство радости росло в нем.
Безумец размахивал руками, раскинув их в стороны и шевеля кончиками пальцев. Сумасшедший подпрыгивал, делая несколько быстрых шагов, дурачился, танцевал посреди дороги. Укрытый ночью, защищенный своим умом, поддерживаемый своей силой, безумец наслаждался своей свободой, заработанной им свободой, дававшей ему так много удовольствия.
Никаких замков и шлагбаумов! Никаких приказов, правил, ограничений. Сумасшедший громко засмеялся, потом закричал.
Он резвился на дороге, танцевал, подпрыгивал, переполненный дикой радостью, которую испытывает любое существо, вырвавшееся на волю после долгого сидения в клетке. Но внезапно сумасшедший остановился. Два перекрывающих друг друга образа возникли в его мозгу, образуя не замеченную им прежде параллель. Два накладывающихся друг на друга образа.
Образы перекрывались, как на фотографии с двойной экспозицией, соединяясь и сливаясь в один образ только там, где в обоих присутствовало движение. Сондгард задавал свои вопросы в кухне, где тоже не было никакого движения. Но чтото там всетаки двигалось. Почемуто его испугала эта машинка, но затем он забыл об этом, успокоенный тем, что полицейский ничего не разглядел сквозь его маску. Но теперь все вернулось.
Безумец застыл посреди дороги, радость и самоуверенность покинули его. Сумасшедший тряс головой и стонал в отчаянье, как тогда перед домом, в котором ему пришлось убить двух стариков. Безумец не мог себе позволить упустить такой шанс. Он не собирался возвращаться в больницу, не собирался попадать им в лапы.
